щимися в разные стороны ушами и горящими дья-вольским огнем, глазами. Существо с шумом плюхну-лось в воду, погнав перед собой ряды воинствующих волн, и направилось на селезня.

  Селезень развернулся в сторону озера и, собрав во-лей остатки своей утиной силы, бешено заработал под водой  лапками-ластами, с треском воткнув свое изра-ненное тело в спасительную камышовую стену.

 Клац! Громко сомкнулись челюсти собаки, вырвав передними зубами перо из хвостика селезня.

 Потыкавшись носом о камыш, и не желая утонуть  просто так, ради какого-то жалкого трофея для своего хозяина, пес развернулся в сторону берега и манерно поплыл обратно, гордо неся перед собой в зажатых зубах утешительный приз охотнику.

 Силы были на исходе, когда селезень по плеску мелкой рыбешки в заводи понял, что бойня закончилась. Он с трудом вытащил свое раненное тело из плотного кольца, спасших его камышей и, грузно переваливаясь, поплыл в сторону берега. Там, где еще недавно была смерть, теперь было спасение.

  Он тяжело выбрался на берег, забрался в высокую траву и уснул. Вечером проснулся от сильной боли в груди. Крылья почти не болели. Только во время движения. А вот грудь разрывало на части от боли. Стемнело. С приходом темноты, стало жутко, страшно и одиноко.

 «Как же там моя уточка?», - думал селезень, - «Спаслась ли? Как бы я хотел снова встретить ее!». В черном небе, обдав прячущую его траву воздушной волной, что-то с шумом пронеслось и чуть поодаль зычно и страшно угукнуло.  Селезень замер и до утра не шевелился, отогнав все мысли, боясь, что это «Угу» услышит их, вернется и съест его.

  Утром следующего дня селезень поковылял к воде. Он сильно проголодался и хотел пить. Когда лапки оторвались ото дна, селезень поплыл. Однако, в этот раз вода не была союзником. Если бы не жирные сомкнутые перья на теле, он бы, скорее всего, утонул. Но молодые твердые перья, защитив его вчера от удара дроби, сегодня спасали его от глупой смерти утки на воде.

  Селезень сделал несколько кругов по заводи, попил чистой озерной воды, пощипал прибрежную тину с червячками, личинками и другой снедью, водящейся в тине и, выйдя на берег, залег в своем убежище.

  Дни шли за днями. Селезень почти выздоровел. Молодой организм не без труда, но вытолкнул обе, застрявшие в груди дробины, а живительная тина залечила раны. Единственным напоминанием о страшном дне были пробитые насквозь крылья, нежелающие поднимать его в воздух. Селезень полностью освоился на новом месте, бродил вдоль берега, плавал и нырял в своем озере. Из воспоминаний остались лишь мудрый и добрый вожак и его знакомая уточка, судьба которой постоянно беспокоила его темными одинокими вечерами и черными ночами.

  Прошло довольно много времени с тех пор. В воздухе тепло сменила сырость. Все чаще небо хмурилось и все дольше плакало холодными слезами по загубленным утиным жизням. В эту пору селезень сворачивался в клубок, пряча голову под крылом. Но дождь кончался, и в воздухе опять разносилось на всю округу щебетание птиц, воспевающих гимн Жизни на непонятных ему языках.

  Однажды утром селезень проснулся от знакомого «Кря! Кря! Кря!». Он встрепенулся и, не веря ушам своим, ринулся навстречу голосу. Это был голос его подружки! Проскочив в проторенную брешь в камышах, он прыгнул в воду и… увидел ее. Она покачивалась на том же месте, что и в ту их встречу и, вращая своей прекрасной головкой, призывно звала: «Кря! Кря! Кря!»

  Изумленный, он даже не успел ничего сказать, когда они встретились глазами.

- Ты здесь! Я нашла тебя! Ты - мой спаситель! Самый храбрый и отважный! Я так долго искала это озеро! Тогда мы улетели очень далеко. И я потеряла его. И теперь, пролетая мимо, что-то потянуло меня сюда. Летим с нами! На юг!

  - Я не могу,- благодарный утиному богу, что подруга жива, сказал селезень.

  - Почему? Ты не хочешь лететь со мной на юг?

  - Да… Видишь ли…

  - Я так тебя искала! А ты здесь, гляжу, прижился! И отказываешься лететь со мной? Бобыль! – крякнула разочарованная уточка.

  - Да, нет! Хочу! Но…

  - Что, но?

  - У меня вот…

И селезень поднял крылья.

  – Они не летают.

Нежность и горечь наполнили глаза уточки.

  - Милый! – нежно сказала она. Потом, мгновение по-думав, - тогда и я никуда не полечу! Будем жить здесь. Вместе!

  - Нет, милая уточка, тебе надо лететь. Я очень рад, что снова встретил тебя. Холодает. Я никогда не видел такой холодной погоды. Улетай со своей стаей. Туда, где тепло!

  - Хорошо, - сказала уточка, - я улечу, но

после вернусь к тебе.

  - Буду ждать.

  Стая взмыла в воздух и утиным клином направилась на юг. Селезень еще долго смотрел вслед, улетающим птицам.

  Время шло. Становилось все  холодней и холодней. Убежище больше не спасало селезня от ветра и дождя. Трава поникла и пожухла. Вскоре вместо дождя с неба полетели белые мошки. Они тихо падали на траву, превращая ее в белое покрывало. Наступила зима. Озеро сковало льдом. Селезень, спасаясь от мороза, нашел ложбинку с корягой рядом с бывшим берегом, плотно заметенную снегом. Пробрался под корягу и стал первой зимнестойкой уткой в утиной истории. В короткие светлые часы он выбирался из своего нового убежища и разминал крылья. Он махал ими до изнеможения, пока однажды они не сдались перед его упорством и не подняли своего хозяина в небо. Наблюдавшие за парящей в небе уткой снегири недоумевали и, удивленно чирикая, задавались вопросом: «А разве утки не улетают осенью на юг?». Другие, насмотревшись фильмов через окна деревенских домов, констатировали со знанием дела: «Это утка-бетмен!». В общем, в птичьем царстве росло восхищение и уважение к зимующей утке.

Все плохое - рано или поздно заканчивается. Закончилась и зима. В озеро с берега потекли ручьи, а в лесу зазвенела капель. Снег еще лежал, но уже не был таким холодным. Радостно светило обновленное солнышко. Природа просыпалась ото сна. Вот и первая проталина во льду. Селезень, уставший от поиска травинок под снегом, наслаждался прошлогодней болотистой тиной, выковырянной в проталине. Он с шумом купался в обновленной воде, радостно и с гоготом, хлопая своими окрепшими крыльями. И каждый день, поднявшись высоко в небо, смотрел на горизонт, ожидая появление утиной стаи.      И дождался!

Вот вдалеке появилась облако серых мушек. Они приближались, и селезень уже отчетливо различал знакомое «Га!Га!Га!». Вот мушки выросли и превратились в перелетных уток. С радостным кряканьем, утки опустилась на озеро. За ними, как ястреб с неба, приводнился и селезень. Прямым ходом он направился к заветному месту, где так круто изменилась его судьба. Уточка уже ждала его. Селезень даже не удивился. Каким-то своим утиным чутьем он знал, что она будет здесь!

Она, завидев его, радостно закрякала и замахала крыльями. Он подплыл и протянул к ней шею. Она обняла его шею своей и положила голову к нему на спину. Так они молча качались на волнах, поднятых специально для них ласковым ветерком.

Они больше не вспоминали страшный день. Теперь они были вместе навсегда. И никто из других самцов не смел даже приблизиться к влюбленной паре.

Через несколько дней на озеро приводнилась и его стая. Он, со своей избранницей, подплыл к ней. Дружелюбно крякнул. Конечно, они его узнали. Некоторые из его старших братьев поплыли навстречу ему. Им не интересно было знать, как он выжил. Они видели рядом с ним прекрасную уточку и также как раньше решили припугнуть его шипением и взмахами крыльев. Но он, к их удивлению и стыду, не испугался. Напротив. Распахнув мощные крылья и раскрыв грозно клюв, направился прямо на них, чем смутил врага и обратил его в бегство. Испытания сделали его сильней их. Вскоре на утином совете он был избран новым вожаком. Те, кто гнали его, испугались, считая, что теперь их изгонят из стаи. Но он сказал им: «Я прощаю вас!».

И в этом была его сила!